«Я земной шар чуть не весь обошёл…» / сост. В. Терехина, А. Зименков. – Текст: непосредственный. - Москва: Современник, 1988. – 558 с.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О МАЯКОВСКОМ
Джеймс Олдридж
ПОЭТ ПЕРВОЙ ВЕЛИЧИНЫ
Мое поколение пришло на смену поколению, к которому принадлежал Маяковский. Его творчество на ложило большой отпечаток на английскую современную ли тературу и английского читателя. Для нас он всегда был и остается одной из звезд первой величины мировой лите ратуры. Вы даже не представляете, какое огромное значе ние имеют для нас на Западе многие его произведения. Та кие, например, как «Стихи о советском паспорте».
Потрясающая сила этих стихов, личность самого поэта, с такой гордостью и радостью говорящего о своем совет ском гражданстве, о своей молодой Родине, не могли ни кого оставить равнодушным. Его произведения переводи лись и издавались в Англии много раз. Я могу сказать, что Маяковского сейчас знают и любят в нашей стране все больше и больше.
Особенно нравится его творчество нашей молодежи. Англия сейчас переживает тот период, когда распад Бри танской империи и потеря былого могущества не вызыва ют сомнения у самих англичан, хотя они и начали пони мать это гораздо позже, чем в других странах. Мы пере живаем период острой классовой борьбы. Нынешнее мо лодое поколение, особенно студенчество, отличается боевым духом. Английская молодежь настроена революционно. И ей нужна новая литература, новые герои. Еще, кажется, не давно молодые зачитывались произведениями писателей, которых у нас назвали «рассерженными молодыми людь ми»,— Джона Брейна, Джона Осборна и других. Но для их творчества характерно отрицание, разрушение. На опре деленном этапе это сыграло свою роль, было и ново и смело. Но у них нет и не могло быть того положительного героя — сильного, стойкого борца, который есть у Маяковского и который нужен современной молодежи. В эпоху подъема классовой борьбы молодых привлекает героико-романтическая поэзия Маяковского, им близок присутствующий в ней дух юности, борьбы, желания победы.
Для меня лично все творчество Маяковского представ ляется ярким и стойким цветком, выросшим на почве Вели кой революции. И нам, на Западе, нужны такие герои и та кая литература, как у Маяковского. В современной совет ской поэзии, как мне кажется, нет таких поэтов по силе и яркости героической романтики творчества, каким был Ма яковский. Вообще в литературе, по-моему, существуют два направления. Одно — яркое и прекрасное, как у Маяков ского. Другое — резкое, горькое на вкус, которое иногда то же может быть прекрасным. Но у ряда молодых поэтов нельзя найти ничего, кроме резкости. Той романтики, ко торую я ценю в творчестве Маяковского, почему-то стало меньше.
Его произведения – гимн молодости. Это, по-моему, является ключом к пониманию Маяковского и оценке той огромной роли, которую он сыграл в литературе.
1968 г.
Луи Арагон
ШЕКСПИР И МАЯКОВСКИЙ
(Отрывок)
...Еще не так давно слышались удрученные вздохи лицемерных Яго — буржуазных ценителей» искус ства: «Что там ни говори,— а ваш Советский Союз так и не дал своего Шекспира!» Но не стоит подобным «цените лям» утешаться этой мыслью, даже если кто-нибудь из со ветских поэтов и подтвердит, что литература СССР не дала своего Яго; ведь этот софизм, стократно опровергнутый («А, к примеру, США — породили они своего Шекспира?»), этот софизм, в итоге принятый со всеми оговорками, с какими долженствует принимать слова «честного» Яго, — оберты вается против самих же софистов: да, если желаете знать, Советский Союз дал то, что вы называете «Шекспиром». Он дал Маяковского.
* * *
Раздаются голоса протеста: сравнивать Маяковского с Шекспиром!.. С Мольером — еще куда ни шло! ...Заметь те,— я не сравниваю Маяковского с Шекспиром, и Победоносиков — отнюдь не Яго и даже не сэр Джон Фальстаф. Я говорю, пользуясь в этом случае словарем противника, что Маяковский — это и есть своего рода Шекспир. Провоз гласить Шекспиром — это значит вознести на такую высо ту, что уже не подберешь достаточных похвал. Воображаю, что сказали бы в елизаветинской Англии или поколением позже, если бы кто-нибудь вздумал провозгласить Шекспи ра своего рода Гомером.
Однако Маяковского действительно можно сравнить с Мольером. По типичности его сценических персонажей, по реалистичности его поэзии, с тою лишь разницей, что пер сонажи Мольера, выведенные им характеры в большинстве своем уже знакомы нам по античной драматургии и, за исключением, быть может, Тартюфа и Мизантропа, не являются отображением подлинной жизни с ее историческими особенностями и событиями эпохи; это скорее перенесенные на французскую почву эпохи Людовика XIV традиционные литературные образы, заимствованные из греческой, латин ской, испанской или итальянской комедии. Тогда как соз данные Маяковским Победоносиков и Присыпкин еще не встречались в мировой литературе, — они вполне самобыт ны, выхвачены автором из самой действительности.
Но если это верно в отношении драматических персона жей Маяковского, то и в свою поэзию, как мы видим, он вводит новое, никогда не бывшее в обращении: новые риф мы, новый словарь, — элементы стиха, заимствованные не посредственно из современности и перекочевавшие в по эзию из окружающей действительности. Поэтическим ста новится то, что Маяковский захотел сделать таковым, а не то, что до него тысячекратно объявлялось поэтическим. Не литературная традиция придает поэтичность его произведе ниям, но именно то, что веками считалось чуждым поэтич ности, низменным, вульгарным, обыденным. Это, несомнен но, та же проблема, что возникает у Гюго в «Созерцаниях»: «Я сказал золотистому удлиненному плоду: «Ты ведь всего только груша!» Но Гюго писал это во времена Луи-Филиппа. «Золотистый удлиненный плод» — для нового читателя об раз избитый и никчемный; вот почему советский поэт со ветской действительности Маяковский избирает темой сво их стихов галоши Резинотреста, в которых нуждается но вый читатель, электролампу, которую он может приобрести, трактор, жатку-сноповязалку, средства борьбы с холерой, грузовики, — вводит в свои стихи политический лексикон, ходячие сокращения, названия учреждений, колхозов... А если нужна реклама для Управления торговли сельскохо зяйственной продукцией Московской области — для Моссельпрома — на стенах московских домов появляются запо минающиеся строки Маяковского:
Нигде кроме,
Как в Мосселыгроме!
Подобно тому как стихи Маяковского покидают поэти ческие высоты ради действительности, образы Победоносикова и Присыпкина из действительности перекочевывают в драматургию, — и это не греческие короли, не предатели типа Яго —эпохи турецко-венецианских войн; эти персо нажи не ждут, пока десяток других литераторов нарисует их приблизительный портрет; им чужда освященная литературной традицией подражательность «золотистого плода»; холера стучится в двери, и некогда ожидать, пока время опоэтизирует ее: это сегодня, сейчас надо бороться с нею, как сегодня, сейчас надо продавать продукцию Моссельпрома. Эта поэзия сама по себе неисчерпаема и прежде всего — действенна; она увлекает, призывая к свершени ям, и не только отрицает, как отрицает она искусство для искусства, но и утверждает; это поэзия утверждающая, по эзия ленинистская, поэзия партийная. Поэтому Владимира Маяковского — так же как Максима Горького, и наряду с ним, — справедливо считают в СССР основоположником со циалистического реализма...
Маяковский не камешек, случайно вынесенный волной и подброшенный ею превыше древнего Пинда. Человек, до стигший таких поэтических высот, был личностью гениаль ной, а в условиях освобождения пролетариата перед этой личностью открывались широкие дали, возникала небыва лая аудитория и такие возможности развития, каких никак и никогда не смог бы ей предоставить старый мир, — мир, который ищет спасения и прибежища в искусстве для искусства, в насилии над своими кормильцами. Но как бы высоко волна ни вознесла поэта, ее недостаточно, чтобы объяснить все его творчество. И совершенно справедливо сказал Фадеев: «О чем бы писатель ни говорил, какие сто роны жизни он ни отражал, он во все это должен вложить собственную биографию».
Итак, индивидуальными особенностями поэта, тем, что принято называть его гением, и местом этого гения в посту пательном движении класса — носителя будущего, храни теля интересов человечества — определяется содержание новой поэзии. Она велика тем, что обращена к небывалому множеству мужчин и женщин, велика тем, что, выражая их чаяния и чувства, делает человека, что ни день, — все чело вечнее.
...Всю свою звонкую
силу поэта
Тебе отдаю,
атакующий класс!
Шекспир? Вскоре скажут, уже говорят — Маяковский
1952 г.
Пабло Неруда
ДВА ПОРТРЕТА — ОДНО ЛИЦО
Волею случая у меня в доме на одной стене оказались рядом фотографии двух юношей. Они родились в разных странах и в разное время. Они говорили на разных языках и прожили разные жизни. А между тем, когда вни мательно смотришь на лица этих юношей, возникает ощу щение поразительного сходства между ними. Та же непо корная шевелюра, те же брови, тот же нос, та же дерзкая решимость во всем облике.
Речь идет о фотопортрете восемнадцатилетнего Рембо, сделанном в Париже, и о фотографии Маяковского, относя щейся к 1910 году, когда молодой поэт еще учился в Стро гановском училище.
Есть в лицах обоих юношей та особая общность, кото рая говорит о том, что уже в молодые годы они вступили в единоборство с жизнью. Сурово и надменно сдвинуты бро ви... Да, поистине — это два мятежных ангела.
Должно быть, их роднит и тайная печать, которой обо значены все истинные первооткрыватели. А ведь оба они действительно были первооткрывателями. Рембо, перестро ив всю поэтику, сумел найти путь к выражению самой не истовой красоты. Маяковский, суверенный творец стиха, создал нерушимый союз между Революцией и Нежностью. И эти первооткрыватели случайно встретились здесь, в мо ем доме, и смотрят на меня теми же глазами, какими они вглядывались в мир и в сердце человека.
Но, говоря сегодня о Маяковском, мы обязательно вспом ним, что на этих днях ему бы исполнилось семьдесят пять лет. Выходит, мы могли бы встретиться с ним, разговорить ся и даже стать друзьями!
Все эти мысли вызывают у меня странные чувства. Это же почти как если бы меня вдруг заверили в том, что я мо гу познакомиться с Уолтом Уитменом! Советский поэт окру жен такой легендарной славой, что мне даже трудно пред ставить его в дверях московского ресторана «Арагви». Мне трудно вообразить, как он, высоченный, читает с подмост ков свои стихи, выстроенные лесенкой. Точно военные пол ки, идут они на штурм новых позиций в раскатистом ритме чередующихся волн, перевитых порохом и страстью.
Его образ и его поэзия остались букетом бронзовых цве тов в руках Революции и нового Государства. Это проч ные, ладно сработанные из металла цветы, но семена их всходят повсюду. Подхваченные ветром Революции, стихи Маяковского стали участниками ее свершений. Именно в этом величие его судьбы.
Маяковский занимает поистине привилегированное по ложение в литературе: ему, подлинному поэту, удалось до стигнуть органического слияния с решающей эпохой в истории его родины. И тут поэзия Маяковского навсегда расходится с поэзией Рембо. Рембо грандиозен в своем по ражении. Он один из самых прославленных мятежников, проигравших битву. А Маяковский, несмотря на свою тра гическую смерть, — полнозвучный и емкий голос одной из величайших побед человечества. В этом он, пожалуй, бли зок к Уитмену. Они оба составляют неотъемлемую часть борьбы и пространства исторических эпох. Уитмен — отнюдь не декоративный элемент освободительной войны, возглав ленной Линкольном. Его поэзия вобрала в себя свет и тени грандиозных битв. Маяковский слагает песни городу, заво дам, школам, лабораториям, колхозам своей страны. В его поэзии есть стремительность межпланетных ракет.
Семьдесят пять лет исполнилось бы на днях Владимиру Маяковскому. Как печально, что его нет с нами! Только ему одному я поручил бы прославить в стихах первых людей, ступивших на Луну.
1968 г.